Стихи Бориса Борина

*** А память теребит, и мечется, и не дает покоя мне, ей хочется увековечиться – не гаснуть бликом на стене. Она мне каждый день подсказывает: - Скорее это запиши! Мне что-то каждый день показывает, сама острит карандаши. Она проходит вереницею – не отличу, не запишу,- небритыми чужими лицами, прикладом, вскинутым к плечу, горящим танком на Орловщине – примет конкретных никаких,- вот только в пашню развороченную навечно врезаны катки (а гусеница взрывом сорвана, как борона на борозде…). Колосья прикипели зернами к газойлем пахнущей беде. *** Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне. С. Есенин Отыскать бы в молодость тропинку, тропку, стежку, неприметный след, чтобы снова стали мне в новинку восемнадцать или двадцать лет. У сапог солдатских мир развернут, и еще сговорчива судьба. Пионерским незабытым горном кажется военная труба. Только что ты врешь, слепая память! Вспомни грохот, плотный и густой, рану с заскорузлыми бинтами, с темною, предсмертной маетой, черный снег, разбросанный разрывом, «мессершмитта» черные кресты. Как из этой юности счастливой если не уйти, то уползти… Биографий не было отдельных в нашем поколении войны, под настильным и косоприцельным были все воистину равны. И быть может, это сопричастье времени, народу и стране отложилось в памяти как счастье – молодость на розовом коне. Железные карандаши Писать не о войне – писать войною, как учит критик. Что же – напиши, они ещё лежат перед тобою, войны железные карандаши. Воспоминаний ржавые запалы, разлук внезапных едкая печаль… Смотри, чтоб пальцы не пооторвало, когда к ним прикоснёшься невзначай. Живые голоса Здесь свалка ржавого металла. И мне бросается в глаза всё, что сломалось, что устало, что встало здесь на тормоза. Здесь танков сорванные траки угрюмо на себе хранят навек обугленные знаки под ними рвавшихся гранат. Их ждёт погрузка в эшелоны, огонь цехов, кузнечный гром, – они вернутся к жизни новой комбайном, трактором, станком… Но что с тобой мне делать, память? Послать тебя в мартен какой? Войны невидимое пламя идет за мной, встаёт стеной. Горит некошеное жито, Ломает артогонь леса, в моих ушах друзей убитых звучат живые голоса. *** И опять над концлагерями, над окопами в бурой крови прославляется соловьями вековечная власть любви. Той любви, что одна на свете побеждает и смерть и тлен. И растут, как ромашки, дети возле голых её колен.